... Практически все палеоэтнологические концепции подтверждают, что род - это наиболее древняя и притом самая устойчивая социальная структура;
в определённом смысле именно родовые объединения стали фундаментом для всего, что ныне определяется понятием "цивилизация".
Родовые ассоциации, в отличие от прочих объединией, - не исчезали, но прохрдили сквозь самые разнообразные исторчиские катаклизмы и участвовали в фрмировании всё новых, самых разнообразных феноменов, ложилисб в основание иерархий и конгломератов
Род никогда, даже на самом ранних этапах, не был сообществом биологическим.
Понятие "кровь", которое сейчас часто считается определяющим в контексте рода, - это, на самом деле, только один из родовых признаков; и, - что чрезвычайно важно, - родовая "кровь" на самом деле - это спиритуальное понятие, некая нарративная система, а не селекция на основе отбора гентипов.
Семиотический клан - то есть общность, определяемая некими фратриальными символами, ; и - мифологический линеаж, то есть родство с богами, с внечеловеческими сущностями, - это феномены древнейшие, зафиксированные на самых ранних стадиях человеческих сообществ.
По крайней мере на стадии шеффри это были уже весьма прочные, издавная сформированные институции.
То есть: род в классическом, традиционном понимании - это не селективная порода, и не генетическое явление; это прежде всего субкультурная общность, предполагающая некую эзотерическую кодификацию.
Итак: род - это наиважнейший культурный феномен и фундаментальный фактор цивилизации.
(Здесь должно было бы обрушить лавину примеров; напомню только, что два канонических Евангелия из четырёх начинаются с родословий - это указывает на подлинное значение рода для христианской ойкумены; а институт саидийа (потомство Пророка) и сильсиля (спиритуальные родословные тассавуф) соединяют любую исламскую умму непосредственно с эпохой Хиджра).
Помимо прочего, у родовых ассоциаций была следующая цивилизационная миссия, - так сказать, вертикально-историческая: как это ни парадоксально, клановая дифференциация не дробила, а, наоборот, консолидирвала самые разнообразные социальные пространства, посредством исторической сопричастности.
Родословные легенды пронизывали соединяли собой самые разные эпохи.
Римские патриции выводили себя от эллинских полубогов; средневековые династии Европы возводили себя к римскому патрициату;
Юлий Цезарь и Октавиан Август были убеждены в своём происхождении от царского дома Трои, который, в свою очередь, возводил свою родословную к богине Венере; спустя шестнадцать веков Иоанн Грозный настаивал на том, что предок Рюриковичей - князь Прус, брат кесаря Августа, и гневно обличал самозванство литовских Палемонидов, которые тоже посмели выводить себя от римских кесарей.
Ранние Габсубрги выводили свой род непосредственно от Меровингов, Лотаринги считались несомненным потомством Карла Великого, а Багратиони были убеждены, что их предок - Давид, царь Иудеи.
Несмотря на непрерывные войны и социальные катастрофы, на противостояние государств и религий, именно родовой принцип позволял хранить целостность антропосферы.
Строго говрря, в средние века вся культура вопринималась в ракурсе родословий, в том числе - в сферах наук и искусство: Фома Аквинский или Аверроэс являлись как бы непосредственными ментальными потомками Платона и Аристотеля.
Разрушение родовых институций началось не столь давно; в Европе в этом отношении переломным стал XIX век.
Следует отметить, что нобилитарные структуры того времени, ещё обладающие несомненным господством во всех сферах, в целом достаточно равнодушно наблюдали за этими процессами. Отмирание клановых общностей было даже благосклонно принято административными иерархиями.
Сигналы тревоги в этом отношении подавала прежде всего литература, то есть авангард культурного движения.
(В 1830х годах уже консерватор Пушкин высказал это горестное предчувствие катастрофы - "Мещанин" и "Езерский").
В результате произошли катаклизмы, которые во многом предпределили трагедию ХХ века.
Проблема заключается именно в том, что в области, определяемой понятием "род", происходят не трансформация, а деструкция.
На месте тысячелетнего глобального феномена образуются зияющие пустоты, которые никак не восполняются, не замещаются тождественным по своей природе явлениям.
В частности, исчезновение категории рода - несомненно, одна из причин и триумфа тоталитарных идеократий первой половины ХХ века, и глобальной экзистенциальной отчуждённости второй половины этого столетия.
Этими пустотами давно уже пользуются идеологии, партии, коммерческие, оккультные и религиозные структуры, - каждая из которых предлагает, по сути, не восполнение утраченного, а уничтожение его остатков, и тотальные изменения древнейших цивилизационных базисов.